Демографическая история балкарцев последней трети XVIII – первой трети XIX вв.

Существует большое несоответствие между древностью народонаселения, как исторической категории, и традициями его систематического демографо-статистического исследования. Об этой проблеме мы можем говорить не только в связи с этнодемографией балкарцев, но и, пожалуй, большинства народов мира, хотя и в разной мере. Достаточно сказать, что даже во многих государствах Европы систематический учёт жителей начался с XVIII в. (церковная статистика, текущая регистрация, ревизии).[1] Именно в это время происходит выявление народонаселения как категории социально-экономического развития и постановка в связи с этим задачи выработки представлений об исторической эволюции динамики численности населения.[2]

Началом статистического периода демографической истории балкарцев, пусть даже с определённой долей условности, мы склонны считать 1873 - 1874 годы, когда Кавказским Статистическим Комитетом проводилось так называемое камеральное описание в округах Кавказского края, которое в то время определяли как народную перепись, хотя по своей программе и степени охвата населения она таковой, в полном смысле этого слова, не являлась.

Период с  70-х годов XVIII в.  до  1873  года  в  демографической  истории балкарцев мы условно определяем как достатистический, поскольку в то время данные по населению в гораздо большей степени, чем в последующем, носили приблизительный, оценочный характер и часто являлись фрагментом более общих историко-этнографических, географических и тому подобных описаний Балкарии. Поэтому здесь нередко мы вынуждены будем исходить не столько из абсолютных цифр как таковых, а скорее из масштаба и порядка величин, вероятного максимального или минимального уровня.

Указанная методика особенно применима к тем сведениям о балкарском народонаселении второй половины XVIII – начала XIX века, в которых даётся не абсолютная численность, а количество дворов или семей.

Первые сведения о численности и территории расселения балкарцев встречаются в дошедших до наших дней трудах ряда европейских и русских авторов, написанных ими в 70 – 90-е годы XVIII века. Это если не считать предельно фрагментарных сведений, встречающихся, например, в «Описании Черкесии», составленном в начале 1724 года «французским консулом в Крыму и первым врачом хана» Ксаверио Главани, в котором упоминается одно из балкарских обществ – Чегем, как «первый округ между черкесами», насчитывавший тогда 500 жилищ,[3] или в сообщении о поездке в 1736г. кизлярского дворянина Тузова в Большую Кабарду, побывавшего также в горах Чегемского ущелья, в одном из поселений которого (судя по всему, наиболее крупном), по его предположению, «имеется жителей около трёхсот дворов» и где сохранились две каменные христианские церкви «во всякой целости, только без глав, и стоят в пусте …».[4]

В сведениях моздокского ротмистра Александра Шелкова, относящихся к 1768г. и переданных им в Коллегию иностранных дел, приводятся количественные данные по некоторым горским обществам Северного Кавказа, среди которых можно распознать балкарские общества Чегем и собственно Балкар с количеством дворов, соответственно, 700 и 50.[5]

В мае - июне 1773 года на территории Кабарды и Балкарии побывал академик Иоганн Антон Гюльденштедт, оставивший после себя работу «Географическое и статистическое описание Грузии и Кавказа» (если приводить её краткое название). В ней есть раздел «О базианах и басианцах», содержащий краткое геодемографическое описание Балкарии по отдельным её обществам, за исключением Баксанского (Урусбиевского), которое, как принято считать в современной балкарской историографии, в середине XVIII века вновь было заселено выходцами из других ущелий Балкарии после того, как его около середины XVII века покинули карачаевцы.[6]

Согласно Гюльденштедту, в начале 70-х годов XVIII века Балкарское общество (Малкар) состояло из около 1000 семейств, Безенги и Холам населяло не более 100 семейств каждое, Чегем – до 360 семейств.[7] Воспользуемся этими сведениями для расчёта гипотетической численности населения, и в качестве среднего размера семьи возьмём семь человек как величину, находящуюся на стыке минимальных размеров большой и максимальных размеров малой семьи.[8] Это при том, что большинство исследователей семейной организации балкарцев считают, что у них в течение XVIII и, по крайней мере, первой половины XIX века преобладала большая семья со средним размером 12-15 человек. Однако такая семья могла включать в себя и меньшее количество членов. Необходимо сказать, что существование больших неразделённых семей – объективная необходимость определённого уровня развития производительных сил общества.[9]

Чтобы избежать существенного завышения численности населения, в своих расчётах мы будем исходить из размеров большой семьи, близких к минимальным. Тогда, применительно к данным Гюльденштедта, мы получим следующую численность населения балкарских обществ: Малкар – около 7 тысяч человек; Безенги и Холам – около 700 человек в каждом; Чегем – около 2500 человек. Общая численность населения, без неучтённого Баксанского общества, около 10900 человек. Известный кавказовед В.К.Гарданов в своих расчётах, также основанных на данных Гюльденштедта, исходил из средних размеров большой семьи у балкарцев в 10-12 человек, получая таким образом от 15 до 18 тысяч человек населения. При этом он приходил к выводу, что численность населения Кабарды и Балкарии в XVIII веке была значительно большей, чем в первой половине XIX века.[10]

Дальнейшую динамику численности населения балкарских обществ мы можем гипотетически выявить, опираясь на сведения голландца немецкого происхождения Якоба Рейнеггса – врача и дипломата, завершившего в 1786г. «Всеобщее историко-топографическое описание Кавказа». Также как и Гюльденштедт, состав Балкарского общества он определяет в 1000 семейств, а по Безенгиевскому, Холамскому и Чегемскому обществам называет уже более высокие цифры – соответственно 300, 114 и 400 домов. По Урусбиевскому (Баксанскому) обществу указывается количество душ – 160.[11] Как уже упоминалось, в балкароведении есть мнение, что Баксанское ущелье повторно заселялось в середине XVIII в. сначала выходцами из Безенги, а потом и из других балкарских обществ. Первое поселение Баксанского общества – посёлок Ючкумел, рос очень быстро. «В связи с разрастанием в нём фамильных кварталов, не хватало земли и в местах, где зимой содержался скот, пришлось строить постоянные поселения. Начиная с конца XVIII века, основываются маленькие посёлки. В них селилась одна фамилия: в Кылды - Жаппуевы, в Эль-Джурте - Геккиевы, в Губасанты - Курдановы, в Муккулане - Малкаровы, в Койсюрюлген - Байдаевы, в Шашбауате - Ахматовы и т.д.».[12]

Для выявления приблизительной численности населения, мы снова используем средний размер семьи в 7 человек, близкий скорее к минималь-ному, чем к максимальному, имея ввиду преобладание в рассматриваемый период большой семьи. Согласно произведённым расчётам, на тот момент в балкарских обществах могло проживать около 12900 человек. В таком случае, за тринадцать лет, которые разделяет появление трудов Гюльденштедта и Рейнеггса, численность балкарского населения выросла, за вычетом данных по Урусбиевскому обществу, по которому отсутствуют сведения у Гюльденштедта, на 16,9 %, что соответствует среднегодовому приросту в 1,3%.

Сведения по балкарскому населению, относящиеся к 90-м годам XVIII века, имеются в «Описании административного деления и управления Кавказом, быта, нравов и обычаев народов Кавказа за период 1796 – 1803 гг.», составленном П.Г.Бутковым. В этом документе говорится, что численность Балкара (одного из обществ) простирается до 2000 домов (сюда же автор включает и Холам), а Чегема – до 1000 домов в 11 селениях. Здесь же имеются ссылки на некие сведения, полученные от кабардинцев в 1770 году, по которым общество Малкар (как следует из текста – вместе с Холамом и Безенги) состояло из около 2000 семейств, а Чегем имел до 1000 семей.[13]

Следующие данные, имеющиеся у нас по населению Балкарии, относятся к началу XIX века и изложены в сочинении русского академика немецкого происхождения Генриха-Юлиуса Клапрота «Путешествие по Кавказу и Грузии, предпринятое в 1807-1808гг.». Также, как и в сочинениях авторов второй половины XVIII века, в нём даётся только общее количество семей по каждому балкарскому обществу: Чегем – 400 семей, Малкар, Безенги, Холам – свыше 1200 семей, по Урусбиевскому – до 150 семей.[14] Всего – около 1750 семей и, при том же расчёте – семь человек на семью, получаем население около 12250 человек, что на 12,4 % выше расчётных показателей по Гюльденштедту (1773 ), но ниже таковых по Рейнеггсу (1786) на 5 %. Возможно, что для начала XIX века следовало бы исходить из более высоких средних размеров семьи. Хронологически близкие сведения о населении Балкарии содержатся в труде полковника Буцковского «Военно-топографическое и систематическое описание Кавказской губернии и соседствующих ей горских областей», написанном в 1812г. Как считал К.Г.Азаматов, он отражает наиболее верные статистические данные о балкарцах. По этим данным, на тот момент в Балкарии было 2070 дворов. В своих расчётах Азаматов исходит из средней численности балкарского двора в 8 человек и получает общую численность населения в 16560 человек.[15] Таким образом, если исходить из масштабов исходных сведений, содержащихся в трудах авторов второй половины XVIII - начала XIX века, и выведенных на их основе расчётных показателей численности населения, то можно предположить, что для того времени и условий горной местности Балкария имела достаточно высокую плотность населения, тогда как сведения о населении, имеющиеся в источниках, относящихся к 10 – 40-м годам XIX века, показывают скорее не его прирост, а убыль, о чём ниже ещё будет сказано.

Кстати сказать, наши предположения о наличии высокой плотности населения Балкарии в конце XVIII – начале XIX в. находят свои параллели в аналогичном периоде истории осетинского народа, о чём пишет в своём историко-этнографическом исследовании «Осетины» Б.А.Калоев: «После монгольского нашествия в результате переселения с равнины в горах Северной Осетии сконцентрировалось всё осетинское население. Лишённые затем кабардинскими князьями плодородных земель на северокавказской равнине, осетины населяли самые высокогорные и труднодоступные места (верховье рек Фиагдон, Ардон, Ксани), где имелась хоть малейшая возможность к существованию <…> Выход значительного числа осетин на равнину в начале XIX века не избавил оставшихся в горах жителей от земельного голода, так как в результате естественного прироста здесь по-прежнему сохранялась большая плотность населения. Путешественник Кох, побывавший в середине XIX века в Осетии, отмечал, что «Осетия принадлежит к самым перенаселённым районам Кавказского перешейка» <…> Есть данные по второй половине XVIII века, которые говорят о высокой плотности населения в горах накануне присоединения Осетии к России и переселения горцев–осетин на равнину Северного Кавказа».[16]

Как видно из вышеизложенного, обстоятельства обретения предками осетин и балкарцев своей этнической территории в горах Центрального Кавказа и достижения высокой плотности населения ко второй половине XVIIIв. были во многом сходными. Здесь мы можем рассчитать гипотетическую численность балкарцев на момент обретения ими своей этнической территории, приняв в качестве такой условной даты 1400 г.; имея среднее население в 15 тыс. человек на начало 70-х годов XVIII века (по Гюльденштедту) в качестве постоянного коэффициента действительного прироста мы возьмём  характерные  для  традиционного типа воспроизводства населения 0,5 % за год, что, согласно А.Ягельскому, приводит к удвоению численности населения через 139 лет;[17] в хронологическом отрезке 1400 г. – 70-е годы XVIII в. 139 лет умещаются 2,7 раза, что соответствует приросту населения на 270 %, если его численность на начальную дату мы примем за 100 %; произведя несложные расчёты, с помощью составления пропорций, мы получим численность предков балкарцев на начало XV в. не менее 5,5 тысяч человек. Когда-то авторы «Очерков истории балкарского народа» также с помощью ретроспекции предположили, правда, относительно XVI – XVII вв., что население Балкарии составляло не менее 5 тысяч человек.[18]

Следующие по хронологии сведения о балкарском населении относятся к 20-м годам XIX века. В 1823г. были изданы «Новейшие географические и исторические известия о Кавказе» Семёна Броневского, где общая численность дворов в обществах Малкар, Холам и Безенги определяется равной 1236, а в Чегеме – 368. Эти показатели очень близки к тем, которые мы встречали у Гюльденштедта, и также, как у последнего, отсутствуют какие-либо сведения по Урусбиевскому (Баксанскому) обществу.[19]

Отличные от вышеприведённых цифры имеются в работе А.Я.Купфера «Описание Кабарды» (1827). Согласно этим сведениям, к тому времени в Балкарском обществе имелось до 300 домов, в Холамском и Безенгиевском – не более 100, в Чегемском – до 400 домов, в Урусбиевском – до 70 домов.[20] Всего 870 домов. Расчётная численность населения, если придерживаться прежней методики, достигнет тогда около 6100 человек. Получается, что спустя около двадцати лет, прошедших со времён сбора сведений о населении Балкарии Клапротом, его численность уменьшилась наполовину. Ещё более значительное сокращение численности населения в Балкарии между концом первого деся-тилетия и первой трети XIX в. вытекает из хронологически близкого работе Купфера документа под названием «Ведомость о числе деревень, семейств и душ оных горских жителей, принявших присягу на верноподданство Государю Императору Николаю Павловичу и наследнику его с прошлого 1827 года по сие число августа 20 дня 1829 года».[21]

Согласно этому документу, на тот момент в балкарских обществах проживало 3948 душ обоего пола и имелось 658 дворов, в том числе в собственно Балкарском обществе жило 300 семейств и 1800 душ обоего пола, в Урусбиевском – 88 семейств и 528 душ, в Чегемском – 150 семейств и 900 душ, в Хуламском и Безенгиевском – по 60 семейств и 360 душ. Простые расчёты показывают,  что  составители  этих  сведений  исходили  из  средних  размеров семьи в 6 человек для каждого общества, что заставляет думать, в данном случае, о преуменьшении общей численности населения и это показывает его динамика за последующие десятилетия. Даже в одном из документов под названием «Из извлечения о положении дел Кавказской области в военном и гражданском отношении до управления генерала от кавалерии Емануэля и о состоянии оных с того времени», датируемым началом 1827г., в обществах Балкарии значатся те же 658 семейств, но уже с 4148 душами обоего пола.[22] Такое же количество семейств называется в рапорте генерал-майора князя Бековича - Черкасского и полковника Гасфорта графу Паскевичу от 17 октября 1830г.[23] Однако, при всей противоречивости сведений о населении Балкарии конца первой трети XIX века, мы полагаем, также, как и ряд других исследователей,[24] что эти сведения показывают сокращение числа жителей горских обществ по сравнению с концом XVIII – началом XIX вв. под воздействием сильных экзогенных факторов – эпидемии чумы и усилением колонизаторской политики царизма на Центральном Кавказе.

На Северном Кавказе чума свирепствовала  в  течение  1804 – 1812 годов,[25] нанеся большой людской урон. Однако эти события не нашли должного отражения в письменных источниках того времени, а в большей мере воплотились в устном народном творчестве. Об этой проблеме писал Л.И.Лавров, только относительно периода до XIX в. и вообще всех стихийных бедствий, происходивших до того на Северном Кавказе: «В то время как фольклор народов Северного Кавказа содержит немало рассказов о чуме, холере и разрушительных явлениях природы, исторические источники почему-то обходят эту тему молчанием. Это неоправданно, так как стихийные бедствия и моровые болезни оказывали огромное влияние на экономическую, демографическую (курсив наш – Г.Х.) и политическую ситуацию в крае».[26]

Весь трагизм потерь, пережитый карачаево-балкарским народом во время эпидемий чумы и холеры, нашёл своё отражение в цикле старинных песен под названием «Эмина» (в переводе – «чума»). В одной из них говорится:

                            От множества умерших не находим

                            Места для могил, Как ни спросим,

                            Нет села, куда бы не зашла эмина.

                            ………………………………………

                            Наши старики гибнут, падая как

скошенная трава, Как нашла нас эмина?

……………………………………….

Проклятая эмина, что теперь она

сделает? – Все наши люди умерли.[27]

В другой песне из этого цикла – «Урусбиевы (Вторая эмина)», говорится:

                            Кто пойдёт расскажет нашу историю

                            Старикам, охраняющим ныгъыш (место схода - Г.Х.)

                            В Большом Баксане?

                            ………………………………………

Смотрим вокруг, ничего не видим, кроме гор.

                            Жаловаться некому, мы не знаем, что делать,

                            Не будь эмина, от других болезней мы не умираем.[28]

В третьей песне даже содержится уточнение:

                            Не эмина (т.е. не чума - Г.Х.) уничтожила село,

                            а холера (балк. - ёлет), Доведя до сумасшествия умные головы.[29]

Из приведённых текстов песен видно, что в народе чума воспринималась  как  болезнь,  пришедшая извне,  с  которой  горцам  ранее   не приходилось сталкиваться, и, что другие болезни не приводили к такой высокой смертности. Не случайно слово «эмина» вошло в ряд пословиц, поговорок, проклятий и идиоматических выражений балкарцев и карачаевцев. И, наверное, во многом с подобного рода моровыми болезнями связано бытование в карачаево-балкарском языке выражения «Ёлюмлю жыл» – Год высокой смертности.

Как показывают материалы устного народного творчества балкарцев – песни трагического содержания: «О великой скорби в Большой Балкарии», «Горькая песня Чегема», «Холера в Безенги» – эпидемии конца XVIII – начала XIX вв. затронули все общества Балкарии.[30]

В литературе встречаются несколько противоречивые даты окончания эпидемии на территории Балкарии. Например, Ф.И.Леонтович в своём труде «Адаты кавказских горцев», составленном в 1844 г., такой датой считает 1807 год.[31] С последствиями эпидемии он связывает понижение калыма среди сословий балкарского общества: у таубиев с 600 рублей серебром до 500 (за вдову 300 рублей); у каракишей с 300 рублей до 220 (за вдову – 150 рублей).[32] Очевидно, что такая мера была связана не только с подрывом материального благосостояния народа в результате эпидемии, но и с необходимостью активизации брачных связей для компенсации людских потерь. В другом документе того времени, представляющим собой выписку из донесения поручика Туганова, датированного июнем 1809г., рассказывается о результатах поездки князя Кучука Джанхотова с группой людей в ущелья Балкарии с целью обследования ситуации с эпидемией: «Все посланные с ним (с князем К.Джанхотовым – Г.Х.) съехались  через несколько дней,  и  оказалось, что язва во многих местах действуя, свирепствует в сильной степени в горах, называемых Чегемскими, смежных с Кабардою со стороны хребта Кавказских гор, где он сам был. Упомянутый владелец Джанхотов сознался Тоганову, что зараза хотя слабее прежнего, но существовала в течение зимы почти беспрерывно в отдалённых к горам селениях».[33] И.М.Шаманов и А.И.Мусукаев в своём исследовании, посвящённом трагической истории карачаевского селения Джамагат, также отмечают, что именно 1809 год был роковым для его жителей, «поскольку уже конец 1809 года характеризуется как начало отступления эпидемии на Северном Кавказе, хотя она и продолжалась вплоть до 1812 года».[34]

Выше было отмечено, что именно к рубежу XVIII – XIX вв. в балкарских обществах, также как и в других этнических общностях Северного Кавказа, была достигнута высокая плотность населения, которая вкупе с его низким санитарно-гигиеническим уровнем того времени, могла стать катализатором вспышек  эпидемии. К тому же, здесь с человеком традиционно соседствовал такой бич его хозяйства, как суслики (балк. жубуран), являющиеся в этом регионе основным носителем возбудителя чумы.[35]

30-е годы XIX века и последующие десятилетия уже были отмечены естественным приростом населения балкарских обществ, когда в силу должны были вступить механизмы демографической компенсации (о чем будет сказано ниже). В исторической демографии известно, что «после эпидемий, когда погибала значительная часть населения, обычно довольно скоро заметно возрастала рождаемость и снижалась смертность. Первое, несомненно, было результатом явлений компенсационного порядка, характерных в периоды после войн, эпидемий, второе – большей продолжительностью жизни выжившего, так сказать, иммунизированного населения».[36]

Как уже говорилось, наряду с эпидемией чумы, причиной сокращения численности населения Балкарии примерно между 1810-м и началом 1830-х годов могла быть усилившаяся колониальная политика царизма, выразившаяся в целой серии военных экспедиций на Центральном Кавказе в конце XVIII - начале XIX вв. Именно с началом распространения на Кавказе эпидемии чумы совпал поход в Кабарду (1804г.) генерал-лейтенанта Г.Н.Глазенаппа, которому на р.Чегем противостоял объединенный отряд кабардинцев, балкарцев, карачаевцев и осетин.[37] В 1810г. объединенные силы кабардинцев и балкарцев противостояли войскам генерала Булгакова.[38] В мае–июне 1822 года в Черекском и Баксанском ущельях произошли столкновения балкарцев с войсками генерала А.П.Ермолова.[39] Демографическая история неизменно «корректируется» такого рода событиями (войнами и эпидемиями). Они наносят не только прямой людской урон, но и косвенный – через не рожденных детей погибших потенциальных родителей. Здесь важно учитывать и стрессогенный характер этих событий, который никак не может стимулировать репродуктивное поведение людей.

В Кабарде происходит сильное сокращение численности населения между 1810 – 1830-м годами. И здесь мы также обнаруживаем противоречивые оценки как в источниках того времени, так и в более современных нам исследованиях.

А один из видных кавказоведов В.К.Гарданов писал, что «…население Кабарды в первой половине XIX века было гораздо меньше, чем в XVIII в.».[40] Но для конца XVIII в. приблизительную численность населения Кабарды он определяет в 180 тысяч человек, а для 30-х годов XIX в. – не менее 30 тысяч жителей. Таким образом потери составили около пяти шестых населения.

При всей противоречивости сведений о населении Кабарды и Балкарии до 30-х годов XIX в., тем не менее, на их основе мы можем судить о масштабах людских потерь в течение первой трети XIXв. В частности, по Балкарии эти потери не были восполнены и в 40 – 50-х годах XIX века,[41] что показывают количественные данные по её населению в период, предшествовавший попытке решения поземельного вопроса в Терской области в 60-е годы XIX в.

Х. К. Геграев
(Кабардино-Балкарский государственный университет им. Х. М. Бербекова)